Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А
лошадей бы важных здесь
дали.
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб
лошади хорошие были! Ямщикам скажи, что я буду
давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
— потому что, случится, поедешь куда-нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: «
Лошадей!» И там на станциях никому не
дадут, все дожидаются: все эти титулярные, капитаны, городничие, а ты себе и в ус не дуешь. Обедаешь где-нибудь у губернатора, а там — стой, городничий! Хе, хе, хе! (Заливается и помирает со смеху.)Вот что, канальство, заманчиво!
— Ни то, ни другое. Я завтракаю. Мне, право, совестно.
Дамы, я думаю, уже встали? Пройтись теперь отлично. Вы мне покажите
лошадей.
— А, они уже приехали! — сказала Анна, глядя на верховых
лошадей, которых только что отводили от крыльца. — Не правда ли, хороша эта
лошадь? Это коб. Моя любимая. Подведи сюда, и
дайте сахару. Граф где? — спросила она у выскочивших двух парадных лакеев. — А, вот и он! — сказала она, увидев выходившего навстречу ей Вронского с Весловским.
Дарья Александровна подошла к остановившемуся шарабану и холодно поздоровалась с княжной Варварой. Свияжский был тоже знакомый. Он спросил, как поживает его чудак-приятель с молодою женой, и, осмотрев беглым взглядом непаристых
лошадей и с заплатанными крыльями коляску, предложил
дамам ехать в шарабане.
Возвратясь домой, я сел верхом и поскакал в степь; я люблю скакать на горячей
лошади по высокой траве, против пустынного ветра; с жадностью глотаю я благовонный воздух и устремляю взоры в синюю
даль, стараясь уловить туманные очерки предметов, которые ежеминутно становятся все яснее и яснее.
Дамы на водах еще верят нападениям черкесов среди белого дня; вероятно, поэтому Грушницкий сверх солдатской шинели повесил шашку и пару пистолетов: он был довольно смешон в этом геройском облачении. Высокий куст закрывал меня от них, но сквозь листья его я мог видеть все и отгадать по выражениям их лиц, что разговор был сентиментальный. Наконец они приблизились к спуску; Грушницкий взял за повод
лошадь княжны, и тогда я услышал конец их разговора...
— Вижу, Азамат, что тебе больно понравилась эта
лошадь; а не видать тебе ее как своего затылка! Ну, скажи, что бы ты
дал тому, кто тебе ее подарил бы?..
Слезши с
лошадей,
дамы вошли к княгине; я был взволнован и поскакал в горы развеять мысли, толпившиеся в голове моей. Росистый вечер дышал упоительной прохладой. Луна подымалась из-за темных вершин. Каждый шаг моей некованой
лошади глухо раздавался в молчании ущелий; у водопада я напоил коня, жадно вдохнул в себя раза два свежий воздух южной ночи и пустился в обратный путь. Я ехал через слободку. Огни начинали угасать в окнах; часовые на валу крепости и казаки на окрестных пикетах протяжно перекликались…
Казбич остановился в самом деле и стал вслушиваться: верно, думал, что с ним заводят переговоры, — как не так!.. Мой гренадер приложился… бац!.. мимо, — только что порох на полке вспыхнул; Казбич толкнул
лошадь, и она
дала скачок в сторону. Он привстал на стременах, крикнул что-то по-своему, пригрозил нагайкой — и был таков.
Спустясь в один из таких оврагов, называемых на здешнем наречии балками, я остановился, чтоб напоить
лошадь; в это время показалась на дороге шумная и блестящая кавалькада:
дамы в черных и голубых амазонках, кавалеры в костюмах, составляющих смесь черкесского с нижегородским; впереди ехал Грушницкий с княжною Мери.
И в самом деле, Селифан давно уже ехал зажмуря глаза, изредка только потряхивая впросонках вожжами по бокам дремавших тоже
лошадей; а с Петрушки уже давно невесть в каком месте слетел картуз, и он сам, опрокинувшись назад, уткнул свою голову в колено Чичикову, так что тот должен был
дать ей щелчка.
Обрадованный Чичиков
дал приказание погонять
лошадей.
Потому что пора наконец
дать отдых бедному добродетельному человеку, потому что праздно вращается на устах слово «добродетельный человек»; потому что обратили в
лошадь добродетельного человека, и нет писателя, который бы не ездил на нем, понукая и кнутом, и всем чем ни попало; потому что изморили добродетельного человека до того, что теперь нет на нем и тени добродетели, а остались только ребра да кожа вместо тела; потому что лицемерно призывают добродетельного человека; потому что не уважают добродетельного человека.
— Ну, полно, брат, экой скрытный человек! Я, признаюсь, к тебе с тем пришел: изволь, я готов тебе помогать. Так и быть: подержу венец тебе, коляска и переменные
лошади будут мои, только с уговором: ты должен мне
дать три тысячи взаймы. Нужны, брат, хоть зарежь!
А между тем
дамы уехали, хорошенькая головка с тоненькими чертами лица и тоненьким станом скрылась, как что-то похожее на виденье, и опять осталась дорога, бричка, тройка знакомых читателю
лошадей, Селифан, Чичиков, гладь и пустота окрестных полей.
С одной стороны, чтоб
дать отдохнуть
лошадям, а с другой стороны, чтоб и самому несколько закусить и подкрепиться.
— Черта лысого получишь! хотел было, даром хотел отдать, но теперь вот не получишь же! Хоть три царства
давай, не отдам. Такой шильник, [Шильник — плут.] печник гадкий! С этих пор с тобой никакого дела не хочу иметь. Порфирий, ступай скажи конюху, чтобы не
давал овса
лошадям его, пусть их едят одно сено.
Плюшкин приласкал обоих внуков и, посадивши их к себе одного на правое колено, а другого на левое, покачал их совершенно таким образом, как будто они ехали на
лошадях, кулич и халат взял, но дочери решительно ничего не
дал; с тем и уехала Александра Степановна.
Прямым Онегин Чильд Гарольдом
Вдался в задумчивую лень:
Со сна садится в ванну со льдом,
И после, дома целый день,
Один, в расчеты погруженный,
Тупым кием вооруженный,
Он на бильярде в два шара
Играет с самого утра.
Настанет вечер деревенский:
Бильярд оставлен, кий забыт,
Перед камином стол накрыт,
Евгений ждет: вот едет Ленский
На тройке чалых
лошадей;
Давай обедать поскорей!
Говор народа, топот
лошадей и телег, веселый свист перепелов, жужжание насекомых, которые неподвижными стаями вились в воздухе, запах полыни, соломы и лошадиного пота, тысячи различных цветов и теней, которые разливало палящее солнце по светло-желтому жнивью, синей
дали леса и бело-лиловым облакам, белые паутины, которые носились в воздухе или ложились по жнивью, — все это я видел, слышал и чувствовал.
— Говорят, вышел он от одной
дамы, — у него тут роман был, — а откуда-то выскочил скромный герой — бац его в упор, а затем — бац в ногу или в морду
лошади, которая ожидала его, вот и все! Говорят, — он был бабник, в Москве у него будто бы партийная любовница была.
— Правильно привезли, по депеше, — успокоил его красавец. — Господин Ногайцев депешу
дал, чтобы послать экипаж за вами и вообще оказать вам помощь. Места наши довольно глухие.
Лошадей хороших на войну забрали. Зовут меня Анисим Ефимов Фроленков — для удобства вашего.
Пара темно-бронзовых, монументально крупных
лошадей важно катила солидное ландо: в нем — старуха в черном шелке, в черных кружевах на седовласой голове, с длинным, сухим лицом; голову она держала прямо, надменно, серенькие пятна глаз смотрели в широкую синюю спину кучера, рука в перчатке держала золотой лорнет. Рядом с нею благодушно улыбалась, кивая головою, толстая
дама, против них два мальчика, тоже неподвижные и безличные, точно куклы.
— Недавно в таком же вот собрании встретил Струве, — снова обратился Тагильский к Самгину. — Этот, сообразно своей натуре, продолжает быть слепым, как сыч днем. Осведомился у меня: как мыслю? Я сказал: «Если б можно было выкупать идеи, как
лошадей, которые гуляли в — барском овсе, я бы
дал вам по пятачку за те мои идеи, которыми воспользовался сборник “Вехи”».
Если ж его нет, продай
лошадь; там скоро ярмарка;
дадут четыреста рублей и не на охотника.
— Вот, Бог
даст, доживем до Пасхи, так поцелуемся, — сказала она, не удивляясь, не смущаясь, не робея, а стоя прямо и неподвижно, как
лошадь, на которую надевают хомут. Он слегка поцеловал ее в шею.
— Ну так, хотите, Миша другую
лошадь вам
даст?
У него был живой, игривый ум, наблюдательность и некогда смелые порывы в характере. Но шестнадцати лет он поступил в гвардию, выучась отлично говорить, писать и петь по-французски и почти не зная русской грамоты. Ему
дали отличную квартиру,
лошадей, экипаж и тысяч двадцать дохода.
— Да, кстати! Яков, Егорка, Петрушка, кто там? Что это вас не дозовешься? — сказала Бережкова, когда все трое вошли. — Велите отложить
лошадей из коляски Марьи Егоровны,
дать им овса и накормить кучера.
Казна не только
дает им средства на первое обзаведение
лошадей, рогатого скота, но и поддерживает их постоянно, отпуская по два пуда в месяц хлеба на мужчину и по пуду на женщин и детей.
По дороге от Паарля готтентот-мальчишка, ехавший на вновь вымененной в Паарле
лошади, беспрестанно исчезал дорогой в кустах и гонялся за маленькими черепахами. Он поймал две: одну
дал в наш карт, а другую ученой партии, но мы и свою сбыли туда же, потому что у нас за ней никто не хотел смотреть, а она ползала везде, карабкаясь вон из экипажа, и падала.
Сегодня я проехал мимо полыньи: несмотря на лютый мороз, вода не мерзнет, и облако черного пара, как дым, клубится над ней.
Лошади храпят и пятятся. Ямщик франт попался, в дохе, в шапке с кистью, и везет плохо. Лицо у него нерусское. Вообще здесь смесь в народе. Жители по Лене состоят и из крестьян, и из сосланных на поселение из разных наций и сословий; между ними есть и жиды, и поляки, есть и из якутов. Жидов здесь любят: они торгуют,
дают движение краю.
Он объявил, что за полтора пиастра в сутки
дает комнату со столом, то есть с завтраком, обедом, ужином; что он содержит также и экипажи; что коляска и пара
лошадей стоят в день два пиастра с половиной, а за полдня пиастр с четвертью; что завтракают у него в десять часов, обедают в четыре, а чай пьют и ужинают в восемь.
Наши проводники залезли к нам погреться; мы
дали им по стакану чаю, хотели
дать водки, но и у нас ее нет: она разбилась на Джукджуре, когда перевернулись две
лошади, а может быть, наша свита как-нибудь сама разбила ее…
Он послал за
лошадьми и вперед
дал знать, чтоб была подстава.
Вам не
дадут ни упасть, ни утонуть, разве только сами непременно того захотите, как захотел в прошлом году какой-то чудак-мещанин, которому опытные якуты говорили, что нельзя пускаться в путь после проливных дождей: горные ручьи раздуваются в стремительные потоки и уносят быстротой
лошадей и всадников.
Лошадям здесь овса не положено
давать, за неимением его, зато травы из-под ног — сколько хочешь.
— «Чем же это лучше Японии? — с досадой сказал я, — нечего делать, велите мне заложить коляску, — прибавил я, — я проедусь по городу, кстати куплю сигар…» — «Коляски
дать теперь нельзя…» — «Вы шутите, гocподин Демьен?» — «Нимало: здесь ездят с раннего утра до полудня, потом с пяти часов до десяти и одиннадцати вечера; иначе заморишь
лошадей».
В Маиле нам
дали других
лошадей, все таких же дрянных на вид, но верных на ногу, осторожных и крепких. Якуты ласковы и внимательны: они нас буквально на руках снимают с седел и сажают на них; иначе бы не влезть на седло, потом на подушку, да еще в дорожном платье.
Мне
дали необыкновенно покойную, неспотыкливую
лошадь.
Наконец совершилось наше восхождение на якутский, или тунгусский, Монблан. Мы выехали часов в семь со станции и ехали незаметно в гору буквально по океану камней. Редко-редко где на полверсты явится земляная тропинка и исчезнет. Якутские
лошади малорослы, но сильны, крепки, ступают мерно и уверенно. Мне переменили вчерашнюю
лошадь, у которой сбились копыта, и
дали другую, сильнее, с крупным шагом, остриженную a la мужик.
Адвокат сказал кучеру куда ехать, и добрые
лошади скоро подвезли Нехлюдова к дому, занимаемому бароном. Барон был дома. В первой комнате был молодой чиновник в вицмундире, с чрезвычайно длинной шеей и выпуклым кадыком и необыкновенно легкой походкой, и две
дамы.
Нехлюдов, еще не выходя из вагона, заметил на дворе станции несколько богатых экипажей, запряженных четвернями и тройками сытых, побрякивающих бубенцами
лошадей; выйдя же на потемневшую от дождя мокрую платформу, он увидал перед первым классом кучку народа, среди которой выделялась высокая толстая
дама в шляпе с дорогими перьями, в ватерпруфе, и длинный молодой человек с тонкими ногами, в велосипедном костюме, с огромной сытой собакой в дорогом ошейнике.
Добродушный человек этот рассказал Нехлюдову всю свою историю и хотел расспрашивать и его, когда их внимание отвлекли приехавшие на крупной породистой вороной
лошади, в пролетке на резиновых шинах студент с
дамой под вуалью.
Это было ему теперь так же ясно, как ясно было то, что
лошади, запертые в ограде, в которой они съели всю траву под ногами, будут худы и будут мереть от голода, пока им не
дадут возможности пользоваться той землей, на которой они могут найти себе корм…
Лошадей больше нельзя было рассмотреть, а кошевая точно сама собой неслась в снежную
даль, как стрела, выпущенная из лука могучей рукой.
Алеша
дал себя машинально вывести. На дворе стоял тарантас, выпрягали
лошадей, ходили с фонарем, суетились. В отворенные ворота вводили свежую тройку. Но только что сошли Алеша и Ракитин с крыльца, как вдруг отворилось окно из спальни Грушеньки, и она звонким голосом прокричала вслед Алеше...
Но ведь это всего только
лошадь,
лошадей и сам Бог
дал, чтоб их сечь.